2010

2015

 

Память жива

2024

 

1. Адамянц Роза
2. Алексеева Жанна
3. Андреев Владимир 
4. Арутюнян Валерий
5. Баум Игорь
6. Бейкин Алексей
7. Белавкин Вячеслав
8. Беляев Валерий
9. Беспалов Владимир
10. Большаков Вячеслав
11. Бойко Валерий
12. Бранков Йордан
13. Букланов Виктор
14. Васенко Сергей
15. Васильева Валентина
16. Вахранев Александр
17.  Витязев Андрей
18. Воронько Ольга
19. Воропаева Галина
20. Ворошилов Юрий
21. Гладких Людмила
22. Гнедых Виктор
23. Грицевич Инна
24. Дзугутов Виктор
25. Дмитриев Игорь
26. Дривин Владимир
27. Егоркин Юрий
28. Иванко Юрий
29. Игнаточкин Анатолий
30. Казанский Андрей
31. Карягин Сергей
32. Келле Владимир
33. Колева-Христова Петя
34. Колотилов Евгений
35. Комов Александр
36. Коптяев Валерий
37. Корнеев Дмитрий
38. Кузнецов Валерий
39. Кузьмин Владимир
40. Кукушкин Андрей
41. Куликов Валерий
42. Кутузов Михаил
43.  Лагуткин Анатолий
44. Лозинова Татьяна
45. Лукашев Александр
46. Магницкий Борис
47. Мансветова Екатерина
48. Мисюревич Евгений
49. Морозов Леонид
50. Мочалова Людмила
51. Невзоров Владимир
52. Оловягин Борис
53. Павлыченко Алла
54. Пендюр Сергей
55. Перминов Евгений
56. Пешин Сергей
57. Питовранов Сергей
58. Полухин Александр
59. Правдин Михаил 
60. Прокофьев Юрий
61. Прудковский Андрей
62. Романов Александр
63. Романова Татьяна
64. Рыбкин Михаил
65. Рудницкий Георгий
66. Рюмин Сергей
67. Сахаров Александр
68. Сахаров Алексей
69. Сергеев Михаил
70. Сергиенко Владимир
71. Слюсарев Юрий
72. Смирнов Сергей Константинович
73. Солодянкин Альберт
74. Спивак Владимир
75. Терентьев Юрий
76. Тихонов Леонид
77. Тресвятский Александр
78. Трубникова Елена
79. Фортыгин Андрей
80. Федорова Евгения
81. Федорчук Рустэм
82. Фомичев Владимир
83. Хижниченко Виталий 
84. Черенков Валерий
85. Чернова Татьяна
86. Чвыков Анатолий
87. Чон Ен Де
88. Чудинов Юрий.
89. Шакиров Фаэтэк
90. Шапиро Борис
91. Шаров Василий
92. Штеменко Сергей
93. Юдаев Владимир
94. Юхновец Сергей
95. Якобашвили Зураб
96. Яковенко Сергей

 

Мы помним вас, наши однокурсники

 

Михаил Владимирович Сергеев 04.01.1946-12.07.2019

 

12 июля после тяжелой продолжительной болезни скончался ученый – акустик, основатель и первый директор фирмы «Компания ОКТАВА+», человек передовых взглядов Михаил Владимирович Сергеев.

 Выпускник физического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, кандидат физико математических наук, Михаил Владимирович Сергеев после защиты диссертации работал в НИИ строительной физики, в лаборатории борьбы с шумом, руководил аспирантами, является автором многочисленных статей по вопросам исследования звуковых полей в промышленных помещениях, одним из соавторов справочника “Борьба с шумом на производстве”. Как специалиста его отличала широкая научная эрудиция, аккуратность, щепетильность и честность при решении конкретных задач и выполнении любых работ. При работе с заказчиками Михаил Владимирович старался оказать реальную помощь и поддержку в решении конкретных производственных вопросов. Многие из специалистов и его учеников помнят с благодарностью работу с ним. В 1993г. Михаил Владимирович с единомышленниками создал Компанию Октава+, миссией которой была пропаганда передовых технологий измерений шума и вибраций.

 Руководимая Михаилом Владимировичем Октава + наладила контакты и стала представителем ведущих мировых компаний в области виброакустики, виброиспытаний, сбора и регистрации данных, акустических испытаний, виртуального моделирования, производства микрофонов, датчиков вибрации, давления (SIEMENS PLM (LMS), PCB, KULITE, Dantec Dynamics, и многие другие) По инициативе Михаила Владимировича и при его непосредственном участии компания ОКТАВА+ приступила к выпуску первого цифрового отечественного шумомера«ОКТАВА». 

Он не сомневался в том, что российские приборы могут и должны быть не хуже западных. Михаил Владимирович всегда отличался активной жизненной позицией, позитивной энергией, исключительной работоспособностью и дружелюбием.

 

Наши искренние соболезнования родным и близким Михаила Владимировича, всем тем, кто его знал и любил.

Светлая ему память. 

Пусть земля будет ему пухом.

Сотрудники «Компания ОКТАВА+», друзья и соратники.

 

 

                                                                            Вспомним их… 

 Безлюдны и дики саянские просторы. Горные кручи, скалы, бурные реки, непролазная тайга на многие вёрсты — всё заставляет собравшихся сюда прежде крепко подумать. Сорвался с уступа, не выплыл из порога, задран медведем, провалился под лёд, да просто исчез без следа… Так  обширен край, что даже на принятый сигнал бедствия помощь придёт из людных мест нескоро. А спутниковых телефонов, треккеров, буёв Коспас в том далёком прошлом просто не было.

   Весна 1967 года началась необычайно рано. Активно таял днём мартовский снег. Вскрывались в самых неожиданных местах реки, в каньонах не оставалось закраин. Подлип и обходы открытой воды задерживали восьмерых лыжников, неумолимо склоняя к мысли свернуть маршрут. Вот уже отказались от броска к пику Грандиозному и попытки его покорения. В другую весну группа турклуба МГУ имела бы шансы на это. Четверо прошли зимние походы пятой, высшей тогда категории сложности, вторая половина — на категорию ниже. Горный кавказский и памирский опыт был тоже существенным. Поход задуман как венец самого популярного в Университете зимнего туризма. И вот он срывался, ускользал из рук, точнее — из-под лыж, натужно шаркающих в раскисшем снегу. Правда, маршрутная комиссия Москвы, высоко оценивая возможности туристов,  выдала им своеобразный «карт бланш». Примеряясь к обстоятельствам, разрешалось изменить маршрут, выбрать для восхождения как Грандиозный, так и пики Заоблачный и Триангуляторов.

   Последние два стоят в истоках Левого Казыра. Туда мужики вышли к середине марта и штурмовой лагерь поставили в тайге под Заоблачным. А наутро подвела их беспечность: очень не рано вышли на восхождение. Ведь покуда шли долинами рек и пологим, просторным проходом Иденского перевала, не было нужды сниматься с лагеря до рассвета.

    В верхний цирк Заоблачного они поднялись лишь в третьем часу дня.Солнце в упор светило на крутые и перегруженные снегом стены чаши. Подняться по ним нечего было и думать; повернули назад … Со стены цирка сорвалась лавина пушистого снега, сбила, закрутила, помчала вниз всех. Тут же рухнул разогретый западный склон и перехлестнул всё многометровым слоем мокрого снега. Из языка первой лавины выбрались, откопались двое чудом оставшихся в живых.

   Только в апреле поисковая экспедиция с трудом добралась к месту катастрофы. Работали под постоянной угрозой схода новых лавин. Над погибшими было до 12 метров снега. (Это выяснилось в июне по вешкам, оставленным поисковиками на апрельском уровне снега в цирке.) И только два тела смогли нащупать в языке лавины на глубине около двух метров. Это были Игорь Гирсанов и Олег Привалов.

                                                              ———-  х  ———

   Олег! Не могу забыть его глаза, чуть тронутое улыбкой лицо. И не хочу забывать. Помнят его и однокурсники, тогдашние юноши и девушки, неоперившиеся, только что со школьной скамьи.

   Он приехал поступать в МГУ из уральской глубинки, из рабочего уклада жизни городка — труженика. Не знаю, был ли жив его отец, он вспоминал вслух только о матери. Как же неимоверно трудно было ему на физфаке, если уж у нас, медалистов московских школ, глаза на лоб лезли от чудовищного объёма совершенно нового для нас материала. Самостоятельный эксперимент — физпрактикум — с предварительной сдачей теории казался вовсе непосильным. Мысль о сессии, в общем, вызывала дрожь у нас, окружённых заботой родителей, на полном их обеспечении. Иногородние ребята практически все получали поддержку из дома. Олег перебивался на одну тридцатитрёхрублёвую стипендию первокурсника. Три рубля за общежитие, пятнадцать — за абонемент на 30 обедов; пятнадцать — на завтраки, ужины и все остальные потребности. Ни о какой подработке при сверхнапряжённй учёбе не могло быть и речи; попытки грузить по ночам начались только на втором курсе. Поэтому зал не смеялся и не апплодировал стихам нашего самодеятельного поэта о Петьке — суденте:

«… Будет двигать науку вперёд,

  Будет! если вот так не помрёт…»

   Но Олег был неизмеримо старше нас, и дело не в разнице на два года армейской службы. Не в его характере было уклониться, спасовать перед тяжёлым испытанием, будь то непосильная учёба или полуголодное существование. Так мужики на тридцатиградусном морозе, обматерив сломавшийся в дороге трактор, при полной, казалось бы, безнадёге голыми руками берутся за обжигающий металл. Олег и был, в отличие от нас, мужиком, что очень скоро отметили наши девчонки.

   Обязательной к сдаче дисциплиной была физкультура, среди её специализаций — туризм. Выбравшие её первокурсники попадали в руки старшего преподавателя А.В.Ярова. Напряжённые тренировки на выносливость и наработку мышц перемежались «внепрограмными» походами. Как сейчас помню начавшийся к ночи снегопад в ноябрьские праздники, за Волгушей, и свою первую ночёвку на снегу. Ещё накануне не верилось, что к утру мы выживем. С чем сравнить радость победы над грозным, как тогда казалось, испытанием!

   В январские каникулы турклуб МГУ рассылал «на Севера» по 20 и больше групп лыжников в многодневные маршруты по тайге и тундрам. Именно в их обстановке — что и говорить, суровой для юных горожан — прояснялось для каждого: что перевешивает — радость преодоления, помноженная на красоту северной природы, или же нешуточные тяготы пути? Складывалось так, что после первой ночёвки в полевых условиях две трети новичков больше в зимние походы не ходили. Те же, кто оставался … О! Это были отпетые, рвущиеся к Полярному кругу второкурсники, готовые ДАЖЕ нарушать опозданием учебную дисциплину.

   В первый категорийный поход по Северной Карелии я попал по рекомендации Ярова. Костяк группы составляли биологи на пару лет старше нас, двое парней и три девушки. Одна из них и была руководителем. Родом с Сахалина, черноволосая и розовощёкая, с блестящими глазами — чувствовалась и во внешности, и в характере её таёжная кровь. Женская часть группы непропорционально велика, поэтому Галя и решилась взять нас, троих новичков. Вот где Олег показал себя — работящим, надёжным, как всегда,немногословным. Единственным своим богатством, стареньким ФЭДом он снял замёрзшие озёра, тайгу, звериные следы и цепочку лыжников. Наши старшие подруги души в нём не чаяли.

Олег Привалов с группой туристов в Сенной Губе

С этой поры походники признали Олега. Да и сам он на фоне трудно дающейся учёбы почувствовал, что нашёл область применения своим силам.

   К следующей зиме согласно заведённому порядку уже сама Галочка как командир рекомендовала нас с Олегом в неизмеримо более сложный поход по Приполярному Уралу. Шестерых со своего факультета уже набрал в группу доцент мехмата Игорь Гирсанов. И опять на троих девушек прходилось только трое парней. Игорь смело принял под своё командование сразу четверых «молодых, но обстрелянных» физфаковцев.

   Что сказать про выпавшие на нашу долю испытания? 120 км зимника к ныне брошеному руднику Пелингичей. Мороз под тридцать, едем всю ночь в кузове ЗИЛ-131 на угле, натянув на себя всё и укрываясь от ветра палаткой. Первые же шаги на лыжах по горам показывают, что вес рюкзаков превышает наши возможности: ползём еле-еле. Ночевать вынуждены на плато, не найдя в «белой мгле» спуска. На тундровой ночёвке Марик примораживает пальцы ног, его возвращают на рудник, группа теряет ещё два дня. Устанавливается ясная морозная погода, 32 — 35, а сколько ночью — неизвестно. С трудом проходим за короткий световой день половину запланированного. Ночевать приходится там, где застанет ночь, даже в каньоне т.н. Среднего ручья. Прихвачены морозом пальцы, уши, скулы; стоит остановиться, как лютый холод пробирается под одежду. Наконец, под величественной Манарагой добираемся до леса. Снежная яма на девятерых, костёр из толстых брёвен. Как это вовремя! Тянем к огню руки и колени; одежда, понятно, горит. Пурга на сутки приковывает нас к яме; видим, как гнутся вокруг ели, как зарядами летит между ними снег. Наутро чисто и ясно, и несмотря на все задержки мы поднимаемся налегке на плечо Манараги. Открывшееся с высоты бескрайнее море заснеженных хребтов с чёрной щетинкой тайги между ними до сих пор стоит перед глазами.

   Решаясь на этот радиальный выход, командир, видимо, смирился со свёртыванием нашего маршрута. Мы не успеваем! Кончается всё: время, силы, продукты. Теперь не до перевалов, только бы одолеть 140 км по замёрзшей реке, к людям. Краткое потепление с пургой закончилось, и чем ниже по реке выбираемся мы из гор, тем злее морозы. Нет сил, сняв рукавицы, одевать крепления, фотоаппараты не вынимаются из рюкзаков, и даже печку по молчаливому общему согласию больше не собираем. Раз в сутки отогреваемся, прижавшись друг к другу в тесноте спальных «братских могил». Наш паёк урезан вдвое, после голодных споров кидаем в ведро побольше снега, но желудок не обманешь. А каково дежурным, сбивая лицом

изморозь обледеневшей палатки, вылезать в предрассветную стынь! Чтобы скинуть рукавицы, и зажечь растопку, у тебя 2-3 минуты: пальцы зайдутся. Каждый ночлег даётся нам всё труднее, всё позже мы выползаем из ельника и вытягиваемся в цепочку на льду.

   Мы с Сергеем держимся на зубах. Я, так просто тащусь доходягой, съёживаюсь на каждой остановке, боясь сделать лишнее движение. В какой-то момент в головах у нас мелькает сомнение: а выйдем ли? Как назло, приток справа течёт нам навстречу, и он так велик, что теряемся — куда теперь? Поколебавшись, Игорь указывает налево, и мы понуро трогаемся. Но река явно сужается. Не это ли на самом деле приток? Обессилившие люди  бунтуют: пробить лёд и выяснить, куда направлено течение! У берега  лёд тоньше (как раз из-за водоворота). Несколько ударов ледорубом, и — о ужас! — течение встречное… Только матом да святой для нас командирской властью Игорь заставляет группу брести дальше.

   Как ни прячу я лицо в капюшон и шарф, вижу, как ровно идёт Олег. Лицо его заиндевело, коробом стоящий капюшон ледяным краем царапает скулы. Наши-то капюшоны обшили мехом заботливые мамы. Я знаю: под его штормовкой только старенький полушерстяной свитер, в котором он ходит на лекции. И лыжных брюк с начёсом у него нет. А ведь это не Карелия, где от избы до избы дневной переход. Я понимаю, что главная, жизненно важная работа на стоянках — заготовка сушин — неспроста поручается ему, нам же — палатка, лапник, работа на подхвате. Работящий, упорный и неунывающий Олег был на голову выше нас. Сейчас, на лыжне я знаю, что подойдёт моя очередь тропить, и он очень скоро окликнет меня сзади, чтобы сменить. И пойдёт первым, пока не спохватится и не отзовёт командир.  А главное, помню, как в самые тяжёлые минуты упадка сил и бессилия перед морозом Олег кривил лицо в подобие улыбки и дрожащими губами выдавал: «Ничего, Мишка! Терпи, шамовка скоро.» Однокурсники, мы только в северных снегах увидели силу духа этого уральца.

   Зимние сложные походы рано или поздно научат терпению, упорству, преодолению себя. Мне же раз и навсегда хватило личного примера стойкости моего товарища в том давнем феврале. —  Всё превозмочь! Не отчаиваться, не забиваться в угол, а на пределе своих возможностей держаться и делать дело. Олег! Как помогало мне твоё мужество, когда накатывала беда, когда окружали злые или равнодушные люди и жизнь была немила!

   Прошёл год, и по непреложному правилу турклуба я провёл группу по Кольскому полуострову. Правило гласило: «Тебя водили? — Теперь поруководи сам.» Как всегда после каникул, клуб кипел — собрания, отчёты командиров, рассказы, фотографии, разборки и анекдотические происшествия. Перекрикивали друг друга, хохотали, сравнивали — кто как успел отъесться после похода и чьи щёки видны со спины. Но прошла неделя, утихли весёлые сборища и всплыла главная новость: наши старшие товарищи идут в Саяны.

    Проложить лыжню через высокие сибирские хребты, три недели жить в заснеженных кедровых лесах — кажется, всё бы за это отдал! Для студентов, чьи маршруты ограничены двумя неделями каникул, а значит, Уральским хребтом, это редчайшая возможность. Учёба отходила на второй план, о грозном деканате старались забыть. В группе пока нет студентов. Преподаватели, сотрудники кафедр, выпускники, которые не порвали связи с Турклубом и работают в его МКК. Но им не хватает одного — двоих до желательной, стандартной во многих отношениях «восьмёрки».

    Не один я ходил кругами около ветеранов, не решаясь открыть рта. Не раз было прошено у Аркадия Васильевича Ярова замолвить за нас словечко. Мужики взяли только Олега. Мы затихли: стал ясен уровень требований, и мы до него не дотягивали. Вскоре группа уехала в Нижнеудинск. Месяц спустя в спортклуб МГУ пришла страшная телеграмма.

   … Когда поисковики откопали тело Олега, за спиной в его рюкзаке лежали ледорубы. Он в последний раз  взял на себя самый тяжёлый груз.

   Простите меня, погребённые лавиной Юрий, Женя, Вадим, Игорь, Володя. Я обошёл вашу светлую память в рассказе. Олег был ближе ко мне. Ближе и выше. Мы тянулись за ним, и перенимая спокойную твёрдость его характера, из мальчиков — иждивенцев вырастали в начинающих мужчин.

 

    М.К.

 

 

Однокурсники хранят память о своих друзьях. Фото Толика Лагуткина от Галины Груши.

 

korneev.pdf – воспоминания о Диме Корнееве, (книга)

 

Евгений Борисович Перминов
13.10.1946 – 10.06.2021

10июня 2021 года после продолжительной болезни ушёл из жизни наш друг и коллега, ученый секретарь ИСАН, заведующий лабораторией экспериментальных методов спектроскопии — Евгений Борисович Перминов.В последнее время Евгений Борисович боролся с тяжелым недугом, не теряя бодрости духа, но болезнь оказалась сильнее.

Евгений Борисович пришёл работать в Институт спектроскопии в 2003 году на должность заведующего лабораторией экспериментальных методов спектроскопии. В 2004 году был назначен Ученым секретарем ИСАН и до последних дней своей жизни работал в нашем коллективе.

Евгений Борисович вел большую преподавательскую деятельность, руководил лабораторным практикумом на базовой кафедре МФТИ.

Евгений Борисович был добрым, прекрасным и отзывчивым человеком, замечательным другом, товарищем и коллегой. Пользовался заслуженным авторитетом и уважением среди друзей, товарищей и коллег по работе.

Дирекция, профком и сотрудники Института выражают искренние соболезнования родным, друзьям и близким Евгения Борисовича.

Светлая память о нём навсегда сохранится в наших сердцах.

Прощание с Е.Б. Перминовым пройдет в воскресенье 13 июня.  В 12-00 планируется отпевание в Троицком храме (ул. Солнечная, Троицк), затем состоятся похороны на Троицком кладбище в Минзаге.

 

ПАМЯТИ РОЗЫ АДАМЯНЦ

Сегодня исполняется 40 дней со дня смерти мамы. Живая, красивая, яркая, такой мне показывает её память моего смартфона. Я же скорее помню её в последние недели, дома, больной и смертельно ослабевшей.

Мне повезло с семьей. Маме всегда было интересно работать со смыслами. В первую очередь с самым тайным, скрытым, со смыслом жизни, со смыслом человеческого бытия. Наверное отчасти поэтому она увлеклась физикой в старших классах школы, — это был тренажер по разгадыванию тайн материального мира. Силы, движение, скорости, частицы, закономерности бытия. Ее армянская мама, моя бабушка, очень жалела, что ей самой не удалось получить высшее образование, только 9 классов школы, и она была порой чрезвычайно строга с дочкой, с детства весьма любознательной, — спрашивая у родителей буквы, мама сама научилась читать. Книг в доме не было, родители вернулись домой с двумя маленькими детьми, чудом уцелев после ссылки на Алтай в 1949 году., вернулись в никуда. Их дом был реквизирован государством, разобран, поначалу им дали комнату.

В шесть лет мама читала вслух советские газеты на радость родителям и на развлечение соседям. В школьные годы моя бабушка долго и нудно ругала ее за каждую четверку, в итоге это привело к золотой медали и отличному аттестату. И моя мама решила поступать в Москву, в целый Московский Университет имени Ломоносова. В те годы это было как сейчас например поступить в Гарвард, ну может быть чуть проще, не нужно было знать иностранный язык в совершенстве.

Город Боржоми, в котором мама выросла, был очень маленьким, совсем небогатым и весьма уютным местом в Грузии, знаменитым по сей день только лишь минеральными водами. К слову, в семье было трое детей, три девочки, мама была самой старшей, проложившей дорогу в Москву, в столицу, к знаниям. Младшие сестры позже тоже получили образование и выросли профессионалами в медицине. Мои дорогие тёти!

Физфак МГУ в 1964 году, после совсем недавнего полета Гагарина, был невероятно популярным, физика была в моде, был бешеный конкурс, и с первого раза мама не поступила, помешал тот самый английский. В Грузии в 60-е годы никто не уделял внимания изучению иностранных языков, а репетиторы были словом из далекого будущего. Но со второго раза крепость была взята! И годы студенчества как и у любого в молодости были полны забот и приключений. Учиться по ее словам было безумно тяжело, не хватало знаний, времени, многое было не понятно и мама переживала. Было несколько студентов с курса, которые не выдерживали нагрузок, нервные срывы были на Физфаке не редкостью. Но было время и на радостные события.

Мама в хрущевскую оттепель съездила в ГДР и Польшу, а на старших курсах вышла замуж за Михаила Сергеева, талантливого физика-акустика, моего отца, который в будущем стал основателем бренда первых российских приборов по измерению шума и вибрации.

Среда ученых в Советском Союзе была тесно связана с диссидентской, мыслить свободно и заниматься наукой — право лучших, право избранных. Мама чувствовала, что чем интереснее человек, тем больше вокруг него ярких , нестандартно мыслящих людей. С Михаилом совместная жизнь не сложилась. Не сошлись характерами. И мама выбрала в мужья аспиранта, физика-теоретика Сергея Тищенко. Серёжа дружил с людьми несогласными с идеологией коммунизма, читал самиздат, увлекался литературой и поэзией, общался с интеллигенцией. Мама рассказывала, что когда она впервые попала с ним на концерт Александра Галича, у нее было такое потрясение от силы и энергии таланта и смысла текстов, что у нее текли слезы весь вечер и ей было ужасно стыдно своей слабости. С Сергеем через общих друзей случилась встреча с человеком, который определил дальнейшую судьбу и дело жизни моей мамы.

Отец Александр Мень крестил нашу семью. Мне было 7 лет, когда меня тайно крестили в Новой Деревне близ Пушкино. Вот так мама нашла смысл, который так занимал ее, возможно неосознанно, с детства, но вера, жизнь Христа, изучение Библии стало главным и самым важным источником ее существования. А гораздо позднее, под влиянием отца Александра, мой второй папа), Сергей Тищенко погрузился в новую для СССР науку, библеистику, сейчас он признанный специалист в этой области, автор научных статей и переводов Библии на русский язык.

Годы жизни моей мамы были заняты заботами с тремя детьми, семьей, попытками работать, но каждый месяц, иной раз и чаще мы вставали затемно и ехали в метро, потом на электричке, потом на автобусе в маленький подмосковный храм на литургию. Дорога занимала два часа в один конец. Но разве это было важно!

Вокруг отца Александра было множество замечательных людей, ставших друзьями мамы на всю жизнь.

После 9 сентября 1990 года все переменилось. Время разделилось на до и после. Александр Мень вошел в историю нашей страны как просветитель и проповедник христианства последней четверти 20 века.

Роза Адамянц неожиданно для себя стала редактором издательства Фонда имени о. Александра Меня.

Когда -то отец Александр предлагал маме приезжать в его дом в Семхоз и помогать ему в работе, но мама отказалась, семья бы не выдержала без нее, да и сил бы не хватило на всё.

Так, после смерти духовного отца мама продолжила жизнь его текстов, конечно не она одна, это была большая работа в команде настоящих единомышленников. И это было самым любимым делом, которому мама отдавалась всей душой и со страстью.

Отец Александр Борисов сказал памятные для меня слова после панихиды по маме.

« Роза была крупным специалистом по наследию и творчеству отца Александра Меня. »

Вечная память Адамянц Розе.